Досточтимая Тубтен Чодрон
1 сентября 2012
[Перевод расшифровки лекции из цикла учений в ходе ретрита по практике сосредоточения]
Итак, мы начнем с вопросов, оставшихся с прошлой сессии.
В: Справедливо было бы сказать, что архату предстоит более длительный путь к просветлению, чем бодхисаттве?
Да, потому что архат сперва достигает освобождения, а затем ему нужно вновь начать с начала пути бодхисаттвы, в то время как если вы исходно практикуете путь бодхисаттвы, то доходите до полного пробуждения, не делая сперва крюк за освобождением.
В: Не могли бы вы объяснить, что такое "сосредоточение доступа"?
Когда мы медитируем на безмятежности, или шаматхе, полное достижение безмятежности – это так называемое "сосредоточение доступа", и сосредоточение доступа непосредственно предшествует первой джане. Таким образом, сосредоточение ваше не настолько глубокое, как в первой джане, но вы обладаете контролем над своим умом и потому можете направить ум на добродетельный объект и он будет там оставаться, а пять препятствий подавлены.
В этой сессии я подробнее расскажу о пяти препятствиях, но это, по сути, (1) чувственное желание и (2) злонамеренность; третье – притупленность и сонливость, четвертое – беспокойность и сожаление, а пятое – сомнение. Таковы пять конкретных препятствий, которые не позволяют нам достичь шаматхи, или безмятежности; таким образом, сосредоточение доступа подавило их, так что они больше не мешают.
В: Вы начинали говорить об уровнях эгоизма – например, "Это моё, а это начали они". Не хотели бы вы подробнее это затронуть?
Хорошо. Мы все как бы знаем, что такое эгоизм в обыденном словоупотреблении – когда кто-то просто всегда думает о "я": "Я хочу то, что хочу, тогда, когда этого хочу". Таков наш девиз, правда? "Я хочу то, что хочу, тогда, когда этого хочу, и мир мне это предоставить обязан, и люди должны мне это дать, а если не дадут, они плохие, они неправы, они злые и им cледует как можно скорее измениться". Согласны? Я рада, что вы согласны, что мое "правильно" – это правильный путь и все должны мне служить, да! [смех]
Итак, причина, по которой в мире так много конфликтов, состоит в том, что нам всем присущ этот помысел, но мы все хотим разных вещей и воспринимаем всё как ограниченный пирог: то есть если кому-то достанется, то мне нет. Как на обеде – есть всего одна пастушья запеканка, один поднос, и если все, кто идут прежде вас в обеденной очереди возьмут большие порции, "Мне не достанется! У пирога конкретный размер, он может весь исчезнуть, и мне не достанется!".
Такое у нас ко всему отношение; если достанется кому-то, то не достанется мне; а если кому-то достается, мне тоже нужно; на самом деле, мне нужно получить в два раза больше. Почему? Потому что я – это я; это очень веский довод, правда же? Я это я – стало быть, мне нужно иметь больше хорошего и меньше плохого. Поскольку нам всем присущ этот эгоцентричный помысел и мы желаем разных вещей и склонны соревноваться за какие-то блага, то попросту создаем себе так много ненужных конлфиктов, правда? Очень много ненужных конфликтов.
Итак, это один уровень эгоцентризма, который мы все признаем. Есть и другой уровень эгоцентричности, который чуть тоньше; ну, не "чуть", а безусловно тоньше. Это уровень, на котором мы сосредоточены на своем освобождении как чем-то более важном, чем освобождение всех остальных; итак, моя духовная практика важнее, чем чья-либо еще; мне нужно освободиться от циклического существования. Что будет с другими, не важно; ну то есть миленько будет, если они смогут освободиться, но важная личность – это я.
Итак, мои силы направлены на то, чтобы освободить себя, а все остальные могут просто ковылять за компанию. Это – иная степень эгоцентризма, правда; та, где эгоцентризм посвящен нашему личному освобождению, так что мы говорим, что это тот эгоцентризм, который присущ архату. В то же время, у архатов гораздо больше сострадания, чем у нас, гораздо больше, чем у нас, сострадания и любви, однако им присущ этот вид эгоцентричности. Мастера рекомендуют нам с самого начала по-настоящему работать над нашим эгоцентризмом, всеми его различными уровнями, и с самого начала вступить на путь бодхисаттвы; тогда мы на самом деле быстрее придем к полному пробуждению.
В: На что направлено это сострадание?
На живых существ. Нет, архаты медитируют на любви и сострадании; иногда в писаниях они изображаются очень эгоистичными, потому что заботятся о собственном освобождении, но это лишь карикатура. На самом деле у них довольно много любви и сострадания – гораздо больше, чем у нас.
Это вид духовного эгоизма мы можем прямо сейчас увидеть в более грубой форме в самих себе; например, когда вы сидите и медитируете, а кто-то шумит. "Они мне мешают! Моя медитация так важна, а они меня беспокоят!" – возникает ли у вас когда-либо подобная мысль? – вместо того, чтобы мысленно говорить "Ох, кто-то опоздал, надеюсь, они в порядке", или "Кто-то кашляет. Надеюсь, их горло в порядке", – или, когда птичка чирикает: "Ого, красота, пусть эта птичка будет полностью освобождена от сансары". Видите, есть множество способов приветствовать звук, но эгоцентричный помысел говорит: "Моя медитация важнее, чем чья-либо еще, и всему миру следует сосредоточиться на моей медитации и предоставить мне подходящие условия, – заткнувшись". [смех] "Я ведь медитирую на сострадании, так что сидите тихо! Не беспокойте меня!"
И это так просто; иногда это можно подметить – "Мне для моей практики Дхармы нужно, чтобы все условия были подходящими. Я не могу практиковать Дхарму, если у меня нет подходящих условий, так что, для начала, все должны делать то, что я хочу, и тогда у меня будут подходящие условия и я смогу должны образом учиться, должным образом медитировать и всё делать как надо". Верно?
Именно поэтому мы никогда и не добираемся до подушки для медитации, поскольку условия просто не подходящие, "А я не могу практиковать, пока весь мир не изменится и у меня не будет подходящих условий" – в чем мы полностью упускаем из виду смысл, потому что практика подразумевает работу с тем, что есть, с тем, что прямо сейчас есть в нашей практической ситуации; если мы чем-то недовольны, применительно к этому мы и практикуем. Попадем ли мы когда-либо туда, где будем довольны всем, что нас окружает? Будем ли мы когда-либо там, где все с нами милы, никто нас не оскорбляет, все молчат, когда мы хотим, чтобы они молчали, все смеются, когда мы хотим, чтобы они смеялись – куда нам отправиться? Такое невозможно!
Итак, практика Дхармы подразумевает практику, преобразование нашего ума с любыми обстоятельствами, в которых мы оказываемся в любой конкретный момент. Посмотрите на людей, которые попали в тюрьмы по ходу культурной революции в Тибете и Китае; среди заключенных были монахи, монахини и буддисты-миряне – они практиковали прямо там, в тюрьме. Можете себе представить попытки практиковать в китайской тюрьме?
Мы переписываемся с заключенными, и ситуация у некоторых из этих людей удивительная, но они все равно практикуют. Помню, по ходу одного ретрита мы получили письмо от одного парня, и он писал: "Я выполняю медитацию на Ваджрасаттве; я в помещении, в котором 300 человек – в общей спальне. Триста человек; некоторые спят, некоторые кричат, некоторые слушают музыку, некоторые разговаривают, некоторые плачут. Там происходит всё, а я – на верхней койке, и в шестидесяти сантиметрах от моего лица лампочка – голая лампочка, НО я медитирую и выполняю свою практику".
Этот человек действительно практикует; а нас так много хороших условий, и мы ноем: "Слишком жарко, слишком холодно; слишком рано утром, слишком поздно вечером". Где бы мы ни были, нам просто нужно использовать эти обстоятельства и забыть обо всех своих ожиданиях – поскольку мы все, особенно выходцы с Запада, приходим с возом ожиданий. "Я буду сидеть и медитировать, и меня заполнит блаженство, а Будда появится передо мной, и мой гнев и вся моя привязанность полностью исчезнут".
Затем вы садитесь, а ум ваш неистовствует, правда? Есть ли здесь кто-то, кто не отвлекался по ходу прошлой сессии медитации? Мы все отвлекались, не так ли? Мы все в одном возу, так что отбросьте ожидания и просто работайте с той ситуацией, что прямо перед нами; этого уже достаточно.
Итак, я хотела рассказать о том, что очень хорошо перекликается с только что объясненным – о пяти препятствиях, которые являются пятью конкретными умственными факторами, или состояниями ума, которые особенно отвратительным образом мешают нам порождать безмятежность. Существует множество других таких факторов, но эти мешают особенно.
Первый из них – чувственное желание; это означает, что нам нравятся объекты наших чувств, нам нравится видеть красивые вещи; вы хотите видеть людей, которые по-настоящему красивы. "Ого, вот он, Будда-парень!" – да? "На своем белом коне, вот красавец-то!". Вы хотите видеть красивые вещи, красивые произведения искусства, прекрасные виды – хотите видеть красивое. Мы хотим слышать приятные вещи – ту музыку, которая нам нравится, звуки птиц (но только тогда, когда нам хочется их слышать). Мы хотим слышать похвалы, хотим слышать слова одобрения, хотим слышать, как люди говорили бы за нашей спиной всевозможные прекрасные вещи. Таковы чувственные переживания, связанные с ушами. Нос: мы хотим чувствовать приятные запахи, не так ли? "Ох уж это печенье с шоколадной крошкой... Овощной суп, которые она сварила сегодня днем, ммм..." Итак, мы хотим обонять приятные запахи.
Нам хочется ощущать вкус приятных вещей; нам нравятся конкретные виды пищи; если я хочу еду со специями, она хороша; если нам еда со специями не нравится, мы ее не желаем. Итак, различные виды пищи. Тактильные ощущения – мы хотим подушку для медитации, которая была бы просто мягкой, но не слишком мягкой; хотим, чтобы в помещении была подходящая температура (не слишком жарко, не слишком холодно). Разумеется, в помещении не может быть согласия относительно того, что значит "слишком жарко" или "слишком холодно" – но всё должно быть так, как мне хочется.
Мы просто хотим... кровать должна быть нужной упругости, мы не должны быть голодны, не должны испытывать жажды, в нашем теле при медитации не должно быть никакой боли, совершенно никакой боли. Есть ли здесь кто-то, чьему телу совершенно комфортно? С таким телом, которое при медитации ощущает совершенный комфорт? Хоть кто-нибудь? Нет, наше тело по природе своей испытывает дискомфорт.
Итак, это чувственное желание – то, насколько мы завязаны на том, как взаимодействуем со средой, так что мы привязаны к наличию приятных переживаний, и значительная часть нашей жизни выстроена вокруг заполучения приятных ощущений, которых мы жаждем. Просто подумайте – что происходит по утрам: звенит будильник – неприятные ощущения от звука. Неприятные. Выключаем его. "Ох, кровать такая комфортная" – привязанность – "Хочу в ней оставаться, но мне нужно вставать. "О! Я могу выпить чашку кофе – я же не в Аббатстве Шравасти, мне можно выпить чашку кофе. Ох, ох, хочу вылезти из кровати ради своей чашки кофе!".
И вот, с образом чашки кофе – а чем дольше вы живете здесь, тем больше она обращается в чашку чая – "Мой кофе, мой чай, я устремляюсь к нему, ради этого могу вылезти из кровати". Так мы вытаскиваем себя из кровати.
Затем весь день мы, по сути, занимаемся чем-то для того, чтобы ощутить приятные переживания, правда же? Мы обустраиваем свою комнату так, как нравится, чтобы она хорошо выглядела; мы хотим, чтобы место нашего проживания имело определенную степень чистоты – разумеется, согласия относительно того, что это, у нас нет, но наш способ определенно правильный. Тогда мы настаиваем на том, чтобы все убирались именно так, как нам хочется, потому что желаем видеть приятные вещи.
Все должны говорить мне приятные вещи; никому не позволено говорить мне то, чего я слышать не желаю – миру это просто нужно усвоить. Я не желаю никаких дурных новостей; не желаю никакой критики; не желаю, чтобы кто-либо мне говорил, что я неправ(а); кто-либо со мной не соглашался; не хочу ни от кого слышать никаких вербальных звуков, которые мешали бы мне и меня бы расстраивали. Так уж мы устроены, правда? Конечно, мы это скрываем – скрываем и выглядим такими милыми, но внутри именно так мы всю свою жизнь стараемся обустроить, дабы переживать вещи только приятные и быть очень далеко от людей, говорящих те вещи, которые нам не нравятся; от людей, которых мы не хотим видеть; людей больных, людей мертвых, людей пожилых – их мы видеть не хотим, так что уберите их куда-нибудь еще.
Мы хотим ощущать лишь приятные запахи, так что ежегодно тратим уйму денег на покупку всевозможных парфюмов и всяческих вонючих субстанций, дабы сокрыть вонючесть собственного тела. Мы желаем пищи, которая нам нравится – не хотим пищи, которая нам не нравится, и потому станем наставить на том, чтобы получать нравящуюся нам пищу. Температура должна быть надлежащей – все должно быть как надо.
Таким образом, значительная часть наших времени и энергии на повседневной основе уходят на попытки заставить мир сотрудничать в том, что нам нравится. Эта привязанность оставляет нам крайне мало времени на то, чтобы сидеть на подушке для медитации, а когда мы на подушку для медитации садимся, о чем думает наш ум? О приятных, приносящих удовольствие вещах, которые мы заполучим, когда с подушки для медитации сойдем, когда мы с нее поднимемся, не так ли?
Вы садитесь и пытаетесь визуализировать Будду, а возникает пицца; много сыра... пицца с грибами, она мне нравится. Может и ананасика сверху немного положить? Чтооо? Ананас сойдет, а вот пепперони уберите, мне она не нравится. Идеальная визуализация пиццы. Вот Будда, восседающий на лотосовой.... пицце. [смех] Наша сессия полностью превращается в медитацию на пицце – или же становится медитацией на Будда-мальчике, или Будда-девочке... смотря к чему вас влечет. "Ох, я сойду с этой подушки... Помню, я была с Будда-мальчиком... Он был таким милым, мы медитировали вместе. Это была улетная медитация; я чувствовала, что он рядом, знала, что когда мы сойдем с подушки, он меня поцелует, ах, ммм". Будда забыт, а на его месте мальчик.
Мешает ли вашей медитации чувственное желание? Да, мешает, если приглядеться.
В: Медитация на чувственном желании.
Да, на чувственном желании. Именно так. Помню, когда я выполняла ретрит по Ваджрасаттве, каждая медитация была посвящена мне, а иногда я отвлекалась и визуализировала Ваджрасаттву. Именно так у нас все сейчас и обстоит.
Итак, чувственное желание – это большое препятствие в медитации; возможно, одно из крупнейших, поскольку уму нравится с огромной легкостью устремляться к приятным объектам и предаваться мечтаниям. Именно это медитацией называют журнал "Ньюсвик" и многие психотерапевты: вы сидите, представляете, что вы на пляже, та-та-та-та-та. На самом же деле между медитацией и мечтаниями есть большая разница, но мы очень легко погружаемся в мечтания. Для нас это препятствие.
Как же этому противодействовать? Во-первых, нам нужно обладать самонаблюдающим осознаванием – умом, который подмечает, что наш ум устремляется в направлении чувственного желания. Таким образом, нам нужно быть способными это подметить, распознать это, и себе в этом признаться: в том, что наш ум сейчас устремился к чувственному желанию.
Далее, если чувственное желание является незначительным, мы просто восстанавливаем свое памятование; памятование – это умственный фактор, который помнит об объекте медитации и удерживает на нем ум. Мы обновляем свое памятование об объекте медитации, а затем продолжаем медитировать. Это чувственное желание, однако, иногда настолько сильно, что мы возвращаемся к медитации и с легкостью вновь устремляемся к пицце; возвращаемся к медитации – и вот мы думаем о Будда-парне; возвращаемся к медитации – и затем думаем о семейном ужине, или о чем угодно ином, о Рождестве – неважно, что сейчас август, мы мечтаем о Рождестве.
Если чувственное желание действительно вас уносит, а ум, хоть вы его и возвращаете, ускользает, нам нужно временно осуществить иной вид медитации, чтобы усмирить желание. Другая медитация, которую можно выполнить – это медитация на непостоянстве и смерти или на недостатках циклического существования.
Когда мы медитируем на непостоянстве и смерти, то видим, что вещи, к которым мы привязаны, меняются ежемгновенно, не длятся особо долго; мы не можем забрать их с собой, когда мы умираем – так зачем позволять им занимать наш ум прямо сейас? Если вы занимаетесь настоящей серьезной медитацией – просто памятуете о том, что смерть неизбежна, что время смерти неизвестно, и что ничто из этих вещей не может со мной отправиться, – это по-настоящему отрезвляет ум и заставляет нас понять: "Я не могу взять это с собой, и если эта вещь каждую долю секунды находится в процессе старения и угасания, то цепляться не за что и можно отпустить. Моя практика Дхармы гораздо важнее".
Итак, когда ваш ум становится трезвее, вы возвращаетесь к своему объекту медитации. Другой вариант – вспомнить о дефектах циклического существования: скажем, о повторных рождениях, повторных смертях, взлетах и падениях в сансаре от высоких царств к низшим царствам, снова и снова. Обо всех этих недостатках; повторяющихся вновь и вновь старении, болезни и смерти. Если вы о них помните, это также вам напоминает: "А, все эти сансарные удовольствия – они на самом деле того не стоят, они просто цепляют меня, чтобы я снова и снова перерождался/перерождалась, стремясь к вещам, которые неспособны принести мне желаемого счастья".
Это, опять же, заземляет ваш ум, энергию вашего ума, и тогда вы можете возвратиться к Будде – если вы сосредотачиваетесь на Будде, то можете вернуться к Будде и в этот момент действительно испытываете более глубокое чувство доверия и прибежища в Будде, потому что распознаете, что Будда станет учить вас Дхарме, которая является путем к бессмертию, путем от всех недостатков циклического существования.
Второе препятствие – это злонамеренность, или злоба. Хотя иногда мы отвлекаемся на объекты, которые нам нравятся, иногда наш ум захватывают мысли о вещах, которые нам не по нраву; некоторые из нас в большей степени склонны к привязанности, иные – больше склонны к гневу. Злонамеренность и злоба – это, однако, также большое препятствие; вы садитесь медитировать, и словно бы очень сердиты на птицу за то, что она чирикает; очень сердиты на сидящего в зале для медитации человека за то, что он щелкает своей малой; очень сердиты на кого-то, кто напомнил вам о ваших хозяйственных обязанностях, хотя вы ими и не занимались три недели. Вы не хотите ими заниматься.
Таким образом, ум наш очень вспыльчив; любая мелочь – иногда мы становимся очень чувствительны – любая мелочь, которую кто-то совершает, нас попросту обижает, мы интерпретируем ее как "Я им не нравлюсь, они меня отвергают, они меня отталкивают, мне здесь не место". Затем мы обижаемся и скукоживаемся, прячемся, или сердимся: "Да кто они такие, чтобы со мной так обращаться? Они не смеют со мной так разговаривать! Чего это они напоминают мне о моих обязанностях; чего это они мне напоминают, что сегодня моя очередь готовить? Чего это они мне напоминают об учебе перед занятием по повторению? Кем они себя возомнили, чтобы говорить мне, что делать? Мне не нужно говорить, что делать. Я пришла на завтрак, а негативные вибрации уже присутствовали. Села позавтракать, ничего еще не сделала – и уже могла ощутить сидящего рядом человека, его негативные вибрации... [издает устрашающие звуки]".
Таким образом, мы очень легко обижаемся, расстраиваемся, сердимся – и хотим ответить ударом на удар: "Оставьте меня в покое, отвяньте, занимайтесь своими делами, засуньте голову в дырку, как страус; просто отвалите от меня". Знаете, однако, что по-настоящему примечательно? Когда мы так сердимся на людей, на деле мы часто хотим иметь с ними контакт.
Правда же? Когда мы сердимся на людей, на кого мы сердимся больше всего? На людей, которые нам больше всего небезразличны, людей, с которыми мы живем. Дейтвительно ли вы хотите оттолкнуть человека, с которым живете и о котором заботитесь? Нет. Отталкивает ли его от нас ваше поведение? Да. Действуем ли мы в своих собственных интересах? Нет.
Это убожество, правда – очень грустно, потому что на самом деле мы хотим установить связь с другими людьми, правда – и все же когда наш ум затапливают злонамеренность и злоба, люди словно бы желают от нас сбежать, потому что мы кипим – знаете, дым поднимается, мы испускаем дурные вибрации так же, как Будда излучает белый очищающий свет – испускаем дурные вибрации: "Я сердит, у меня плохое настроение, ты мне сделал(а) то-то...". На самом же деле при всем этом мы стараемся сказать "Будешь моим другом?".
Взгляните на собственный ум – так ли это? Правда ли это? Когда вы сердитесь на кого-то, с кем живете, действительно ли вы пытаетесь их оттолкнуть – или на самом деле говорите "Хочу дружить"? На самом деле вы хотите дружить, но ведете себя полностью противоположным способом, потому что когда у нас такое дурное настроение, никто не хочет к нам приближаться.
В: Это сложно понять.
Потому что никто вас не понимает – все эти злые люди вас не понимают?
В: Нет, вы сказали "Я хочу установить связь", но в тот момент это совсем не так ощущается. Ощущается это как "Прочь с дороги".
На поверхности это "Прочь с дороги", но под поверхностью, под этим "Прочь с дороги" хотите ли вы на самом деле быть в этом здании в полном одиночестве, без кого-либо еще, потому что так сердиты на всех остальных, что их отогнали?
В: И чувствую при всем этом боль от чувства отделенности.
Верно. Не говорите "но"! Да, на поверхности мы говорим "Пошли прочь отсюда", но на более глубоком уровне этого на самом деле мы меньше всего хотим. Всему миру мы говорим "Прочь отсюда, вы меня бесите, вы мне не нравитесь, вас я не люблю, вы меня тревожите, вы меня беспокоите, вам не нравлюсь я, вы ошибаетесь, вы до меня докапываетесь, у вас против меня предубеждения" – все пошли прочь! Мы всех прогоняем, а затем сидим в одиночестве – и дальше что?
В: Мы хотим, чтобы они вернулись.
Хотим же, правда? Хотим, чтобы они вернулись, потому что в сердце своем мы желаем поддерживать связь с другими живыми существами, потому что другие живые существа необходимы нам, чтобы выживать, и мы знаем, что у нас много любви, которой мы бы хотели поделиться с другими живыми существами. Поэтому, думаю, вместо того, чтобы залипать на "Пошли прочь", нужно посмотреть на более глубокий уровень нашего ума: чего мы желаем на самом деле? Мы не хотим сидеть дома в полном одиночестве, распугав даже кошек и собак, и блох – потому что все нас бесят; даже клопы не желают к нам приближаться. И вот мы сидим в полном одиночестве и чувствуем себя довольно несчастными, правда же?
Эта злоба, в которой мы так часто увязаем, на самом деле вредит нам самим, и это огромное препятствие в нашей медитации, правда же? Ведь всю сессию медитации мы посвящаем тому, чтобы чувствовать себя несчастными и на кого-то сердиться. Я это делала множество раз – всю сессию: "Я так нечастна, я так сердита, почему они это делают, ах, мне больше этого не вынести; мне нужно им сообщить, что больше я их поведения не потерплю". Однонаправленное сосредоточение, не так ли? Я знаю это по опыту – мн доводилось всю медитацию, целый час думать о ком-то в дурном ключе – без отвлечений.
Мы, конечно, смеемся, но на самом деле это грустно, не так ли? А затем мы встаем после сессии медитации – слышим гонг и думаем: "Ох, где это я, – только что побывал(а) в аду! А, я вернулся" – а затем мы вспоминаем то, на что сердились, такого-то человека на работе, такого-то человека, с которым живем, кого-то еще, такого-то члена семьи, кто бы то ни был – и думаем: "Я им выскажу то, что думаю!". А затем мы планируем, как расквитаться, планируем навалить на них весь наш гнев и всю нашу ненависть, – потому что под поверхностью на самом деле пытаемся сказать: "Мне страшно. Мне обидно. Я хочу быть тебе другом, и не знаю как".
Когда в нашем уме таким образом присутствует злонамеренность, мастера, полагаю, говорят, что нам для противодействия ей следует медитировать на любви. Думаю, у медитации на любви есть и прелюдия: сперва нам нужно признать, что мы сердимся. Иногда мы не хотим даже признавать, что сердимся; мы настолько купились на историю о том, что другие люди делают то-то или то-то, что не можем даже сказать: "Я сержусь". Во-первых, думаю, нам нужно быть способными признать: "Я сержусь, я злюсь" – а затем заглянуть под поверхность. Что сокрыто под поверхностью? "Мне обидно. Мне страшно". Пойти глубже – чем я на самом деле желаю? Хочу ощущать защищенность; хочу ощущать связь; хочу иметь хорошие взаимоотношения с другими живыми существами.
Когда вы доходите до этого уровня, на котором сердцем знаете, что базис – это ваше желание иметь с другими существами хорошие взаимоотношения, то начинаете медитацию на любви, а в медитации на любви мы желаем другим обладать счастьем и причинами счастья, и представляем, что они счастливы.
Знаете, что удивляет? Иногда мы думаем, что совсем не желаем счастья тем людям, на которых сердимся; на самом деле, однако, если бы они были счастливы, то не делали бы того, что нас бесит. Почему они делают что-то, что нас беспокоит? Потому что несчастны и пытаются быть счастливыми, но не знают, как. Почему бы нам тогда не пожелать им счастья и причин счастья – ведь если бы они были счастливы, то не говорили или не делали бы того, что нам конкретно не нравится. Поэтому мы сидим и представляем, что они счастливы.
Применительно к человеку, который вас только что оскорбил, вместо того, чтобы принимать оскорбление на своей счет, осознайте, что оно является выражением его несчастья, и скажите: "Разве не замечательно было бы, если бы он был счастлив? Разве не замечательно было бы, если бы он был счастлив и обладал определенной уверенностью, не нуждаясь в том, чтобы думать, что благодаря оскорблениям в чей-то адрес почувствует себя лучше? Разве не чудесно было бы?". Затем мы представляем, что человек счастлив, обладает уверенностью в себе и спокойствием ума; представляем, что он ощущает себя любимым, а поскольку чувствует себя любимыми, то и проявляет к вам дружелюбие, проявляет по отношению к вам доброту, и тогда вы также можете быть по отношению к нему добры.
Итак, вы по-настоящему желаете человеку лучшего и представляете, что он счастливы. Иногда мы так сердимся на людей из-за чего-то в прошлом, что живем в прошлом – мы очень сильно сердились на людей по десять, двадцать, тридцать лет. Есть ли у вас люди, на которых вы сердились по много лет; людей, на которых у вас много лет затаенная обида? "Пусть они обретут страдания и их причины?" - когда ваш ум вот этого им желает?
Если такие люди есть, нам нужно действительно исцелить эти взаимоотношения, а исцеляем мы их в своем уме посредством того, что отпускаем свой гнев, отпускаем свою обиду, отпускаем свой страх и просто желаем людям лучшего. От нас, если мы пожелаем им лучшего, не убудет. Иногда, когда мы по-настоящему вовлечены, мы так негативно к кому-то относимся, что нам кажется, что пожелать им лучшего будет почти что огромным злодеянием - "Как же я могу пожелать им лучшего?". Если мы, однако, это делаем, это действительно исцеляет наше сердце; и тогда это довольно изумительно, потому что если мы исцелим обиду в себе, то при повторной встрече с человеком увидим его совершенно иначе, будем воспринимать его совершенно иначе; и – нате вам пожалуйста – человек будет действовать совершенно иначе.
В: Распространяя это на коллективный уровень – я думаю о корпоративной жадности; это нечто безликое, что меня расстраивает.
"Пусть все эти люди с Уолл-Стрит обретут внутреннюю удовлетворенность и спокойствие ума, чтобы не думать, что деньги – это мерило их ценности как человека. Пусть они ценят и уважают себя и обладают уверенностью в себе, чтобы им, дабы хорошо к себе относиться, не приходилось цепляться за деньги и обманывать ради обретения денег других людей. Пусть они научатся радоваться щедрости; пусть все эти управляющие с Уолл-Стрит отдадут свой приработок и ощутят огромное счастье от щедрости". Разве не было бы это изумительно? Радуют ли вас подобные мысли? Я ощутила такое счастье, когда это сказала – если бы какой-нибудь большой дядька с шестизначными доходами сидел и выписывал чеки всевозможным благотворительным проектам – разве не замечательно было бы? И мы представляем, какое удовольствие он бы получил от возможности отдать свои деньги и знать, что люди могут использовать эти ресурсы и благодаря его щедрости пребывать в комфорте. Это было бы совершенно замечательно.
В: Может, для этого в качестве условия требуется, чтобы кто-то медитировал – в духе "Как было бы замечательно...". Тогда они это уловят.
Вместо того, чтобы просто ненавидеть-ненавидеть-ненавидеть, пошлите им что-нибудь подобное.
В: Одна из вещей, которые я как бы замечаю – это то, что если я хотя бы пару месяцев не приезжаю сюда, чтобы побыть в ретрите, то начинаю понемногу сердиться, и меня поражает, насколько быстро это может произойти; я могу мгновенно разогреться от 0 до 60, и требуется для этого всего одно маленькое происшествие. Вследствие, я, однако, заметил, что стал гораздо осторожнее с окружающими людьми, потому что занимаюсь духовной практикой и хотел бы думать – ради людей, которых представляю – что у меня чуть больше самоконтроля. [...] Можно увидеть, что люди пребывают в чрезвычайном покое и спокойствии, а затем что-то происходит, и в мгновение ока возникает ярость.
Мне также нравится то, что вы сказали о том, чтобы не иметь ожиданий, потому что иногда хлопаешь себя по спине: о, ты практикующий, ты медитируешь – а внезапно хочется кого-то укусить. Думаю, подлинные плоды в практике обретаются, когда оглядываешься на пять лет, на тринадцать лет назад – по крайней мере был достигнут определенный прогресс.
Да. Да.
В: Я только что осознала, что это относится и ко мне: когда я стремлюсь к какой-то цели, или не понимаю, что делаю, или начинаю относиться к себе с предубеждениями, мне следует сперва пожелать счастья себе самой.
Да, да, безусловно. На самом деле при выполнении медитации на любящей доброте рекомендуют начинать с себя и желать счастья себе. Желать себе счастья не эгоистично, ведь мы все хотим счастья. Желать счастья не эгоистично: "И пусть мы обладаем тем счастьем, что делает нас внутренне полностью удовлетворенными и спокойными; пусть мы будем свободны от обиды и боли, пусть будем свободны от мстительности, пусть радуемся даянию" – и мы действительно уделяем какое-то время тому, чтобы пожелать себе лучшего.
Думаю, это очень, очень важно – да и почему и нет, ведь мы говорим "Пусть все живые существа будут счастливы", а мы – живое существ. Мы не говорим "Пусть будут счастливы все живые существа, кроме одного"; в это число включены и мы, нам следует практиковать любящую доброту по отношению к самим себе, и, думаю, когда мы это делаем, часто меняется все наше отношение к другим людям, – поскольку, как мне кажется, когда мы относимся к себе с осуждением и жесткостью, то просто берем тот же осуждающий настрой и переносим его на других людей. Когда в нас возникает определенная мягкость и терпимость по отношению к самим себе и сострадание к себе, мы можем ощутить мягкость, терпимость и сострадание и по отношению к другим.
В: Применительно к этому: сегодня, когда мы читали послеобеденную молитву, я впервые услышала строфу "Когда кто-то упрекает меня и причиняет мне несчастья, нападает на меня или творит вещи вплоть до моего убийства", то засмеялась, потому что подумала – вот же оно, прямо перед моим носом: ясно, кто меня упрекает и причиняет мне несчастья, на это, как я почувствовала, мне указывают: я сама это с собой делаю!
Да, мы сами себя распекаем и лупцуем – но нам, полагаю, нужно упражняться в том, чтобы подмечать эти дурные вещи, которые мы говорим себе о себе, и ловить себя на них; так что это не только злоба по отношению к другим, но и осуждение самих себя.
Думаю, этого пока достаточно; возможно, это даст вам основу для размышлений.
Итак, вы по-настоящему желаете человеку лучшего и представляете, что он счастливы. Иногда мы так сердимся на людей из-за чего-то в прошлом, что живем в прошлом – мы очень сильно сердились на людей по десять, двадцать, тридцать лет. Есть ли у вас люди, на которых вы сердились по много лет; людей, на которых у вас много лет затаенная обида? "Пусть они обретут страдания и их причины?" - когда ваш ум вот этого им желает?
Если такие люди есть, нам нужно действительно исцелить эти взаимоотношения, а исцеляем мы их в своем уме посредством того, что отпускаем свой гнев, отпускаем свою обиду, отпускаем свой страх и просто желаем людям лучшего. От нас, если мы пожелаем им лучшего, не убудет. Иногда, когда мы по-настоящему вовлечены, мы так негативно к кому-то относимся, что нам кажется, что пожелать им лучшего будет почти что огромным злодеянием - "Как же я могу пожелать им лучшего?". Если мы, однако, это делаем, это действительно исцеляет наше сердце; и тогда это довольно изумительно, потому что если мы исцелим обиду в себе, то при повторной встрече с человеком увидим его совершенно иначе, будем воспринимать его совершенно иначе; и – нате вам пожалуйста – человек будет действовать совершенно иначе.
В: Распространяя это на коллективный уровень – я думаю о корпоративной жадности; это нечто безликое, что меня расстраивает.
"Пусть все эти люди с Уолл-Стрит обретут внутреннюю удовлетворенность и спокойствие ума, чтобы не думать, что деньги – это мерило их ценности как человека. Пусть они ценят и уважают себя и обладают уверенностью в себе, чтобы им, дабы хорошо к себе относиться, не приходилось цепляться за деньги и обманывать ради обретения денег других людей. Пусть они научатся радоваться щедрости; пусть все эти управляющие с Уолл-Стрит отдадут свой приработок и ощутят огромное счастье от щедрости". Разве не было бы это изумительно? Радуют ли вас подобные мысли? Я ощутила такое счастье, когда это сказала – если бы какой-нибудь большой дядька с шестизначными доходами сидел и выписывал чеки всевозможным благотворительным проектам – разве не замечательно было бы? И мы представляем, какое удовольствие он бы получил от возможности отдать свои деньги и знать, что люди могут использовать эти ресурсы и благодаря его щедрости пребывать в комфорте. Это было бы совершенно замечательно.
В: Может, для этого в качестве условия требуется, чтобы кто-то медитировал – в духе "Как было бы замечательно...". Тогда они это уловят.
Вместо того, чтобы просто ненавидеть-ненавидеть-ненавидеть, пошлите им что-нибудь подобное.
В: Одна из вещей, которые я как бы замечаю – это то, что если я хотя бы пару месяцев не приезжаю сюда, чтобы побыть в ретрите, то начинаю понемногу сердиться, и меня поражает, насколько быстро это может произойти; я могу мгновенно разогреться от 0 до 60, и требуется для этого всего одно маленькое происшествие. Вследствие, я, однако, заметил, что стал гораздо осторожнее с окружающими людьми, потому что занимаюсь духовной практикой и хотел бы думать – ради людей, которых представляю – что у меня чуть больше самоконтроля. [...] Можно увидеть, что люди пребывают в чрезвычайном покое и спокойствии, а затем что-то происходит, и в мгновение ока возникает ярость.
Мне также нравится то, что вы сказали о том, чтобы не иметь ожиданий, потому что иногда хлопаешь себя по спине: о, ты практикующий, ты медитируешь – а внезапно хочется кого-то укусить. Думаю, подлинные плоды в практике обретаются, когда оглядываешься на пять лет, на тринадцать лет назад – по крайней мере был достигнут определенный прогресс.
Да. Да.
В: Я только что осознала, что это относится и ко мне: когда я стремлюсь к какой-то цели, или не понимаю, что делаю, или начинаю относиться к себе с предубеждениями, мне следует сперва пожелать счастья себе самой.
Да, да, безусловно. На самом деле при выполнении медитации на любящей доброте рекомендуют начинать с себя и желать счастья себе. Желать себе счастья не эгоистично, ведь мы все хотим счастья. Желать счастья не эгоистично: "И пусть мы обладаем тем счастьем, что делает нас внутренне полностью удовлетворенными и спокойными; пусть мы будем свободны от обиды и боли, пусть будем свободны от мстительности, пусть радуемся даянию" – и мы действительно уделяем какое-то время тому, чтобы пожелать себе лучшего.
Думаю, это очень, очень важно – да и почему и нет, ведь мы говорим "Пусть все живые существа будут счастливы", а мы – живое существ. Мы не говорим "Пусть будут счастливы все живые существа, кроме одного"; в это число включены и мы, нам следует практиковать любящую доброту по отношению к самим себе, и, думаю, когда мы это делаем, часто меняется все наше отношение к другим людям, – поскольку, как мне кажется, когда мы относимся к себе с осуждением и жесткостью, то просто берем тот же осуждающий настрой и переносим его на других людей. Когда в нас возникает определенная мягкость и терпимость по отношению к самим себе и сострадание к себе, мы можем ощутить мягкость, терпимость и сострадание и по отношению к другим.
В: Применительно к этому: сегодня, когда мы читали послеобеденную молитву, я впервые услышала строфу "Когда кто-то упрекает меня и причиняет мне несчастья, нападает на меня или творит вещи вплоть до моего убийства", то засмеялась, потому что подумала – вот же оно, прямо перед моим носом: ясно, кто меня упрекает и причиняет мне несчастья, на это, как я почувствовала, мне указывают: я сама это с собой делаю!
Да, мы сами себя распекаем и лупцуем – но нам, полагаю, нужно упражняться в том, чтобы подмечать эти дурные вещи, которые мы говорим себе о себе, и ловить себя на них; так что это не только злоба по отношению к другим, но и осуждение самих себя.
Думаю, этого пока достаточно; возможно, это даст вам основу для размышлений.
